| Статистика |
Онлайн всего: 2 Гостей: 2 Пользователей: 0 |
|
Главная » 2010 » Апрель » 2 » Чайка" по А.Чехову, Von Krahl theatre, Таллин, реж. Кристиан Смедс ("Сезон ...
23:09 Чайка" по А.Чехову, Von Krahl theatre, Таллин, реж. Кристиан Смедс ("Сезон ... |
Как-то меньше говорили о том, что Петрушу, который в чеховском действующих лиц носит фамилию Сорин и является братом Аркадиной, играет женщина-актриса Хельги Сало.Поскольку многие посмотрели спектакль днем раньше, вокруг него уже сложился определенный круг мнений, причем в целом, с поправками, у каждого своими, достаточно благожелательный. Я в какой-то мере готов присоединиться - не к восторгам, которых нет, но к симпатиям по отношению к постановке Смедса. Хотя кое-что мне все-таки сильно мешает.
Главной, наиболее разрекламированной и ожидаемой "фишкой" спектакля было, конечно, исполнение Лембитом Ульфсаком роли Аркадиной. Как-то меньше говорили о том, что Петрушу, который в чеховском действующих лиц носит фамилию Сорин и является братом Аркадиной, играет женщина-актриса Хельги Сало. И еще меньше разъяснялось, в чем, собственно, состоит замысел режиссера, предлагающего такое решение. Впрочем, краем уха я слышал, будто бы изначально возникла идея соединить в спектакле "отцов и детей", ведь Треплева играет Юхан Ульфсак, сын Лембита Ульфсака, и дочь исполнительницы роли Петруши тоже планировалось задействовать, но что уж там не вышло - я даже не стал вникать, честно говоря, какое это имеет значение, если спектакль - завершенное произведение, выпущен он еще ву 2007-м, после некоторого перерыва восстановлен, получал премии, гастролировал - в общем, ни в каких дополнительных "алиби" не нуждается.
К представлению публику готовит актер, который в спектакле будет играть работника Якова (Эрки Лаур) - улыбчивый и всклокоченный, он активно бегает по фойе и раздает програмки, потом приглашает в зал, рассаживает, рассказывает о продолжительности и особенностях постановки, в общем, выступает в качестве конферансье или аниматора. Спектакль как таковой начинается с заявки весьма серьезной - Юхан Ульфсак, пока зрителей ослепляет отраженный в зеркале свет прожектора, произносит в присутствии прочих артистов пространный монолог о том, что в реальном плане он - 36-летний актер и сын актера, а в фиктивном - драматург и сын актрисы, а есть и другие планы, в частности, что у него сложные отношения не только с отцом, но и с Богом, в которого он, "кстати, не верит", и что нужны не только новые формы в искусстве, но и "новый зритель" - но о них Юхан разговор сворачивает, чтобы приступить к реализации "фиктивного". И для начала моет, как в самом традиционном театре, сцену, обнаруживая при этом надпись - Пашка Чагин, 1873.
Заявка на то, что театр в каком-то смысле является посредником между Богом и зрителем, конечно, и не новая, и, при всей самоиронии режиссера, чересчур пафосная, но хуже всего, что заявкой все и ограничивается. Может, и к лучшему, потому что по большей части основное действие напоминает капустник на темы чеховской "Чайки" с очень вольным использованием исходного текста. И в этой части спектакль мне как раз понравился - отредактированный, купированный и очень сильно дописанный финским режиссером текст Чехова в исполнении замечательных эстонских актеров звучит свежо, забавно, местами просто гомерически смешно. У Медведенко помимо матери и сестер обнаруживается "на балансе" щенок овчарки, которого надо кормить, а он мясо жрет в неимоверных количествах. Сорин - боевая такая старушонка. Вечно пьяная Маша, не выпускающая из рук бутылку водки, а иногда сразу две - школьница в короткой юбчонке, и весьма парадоксально звучат из ее уст проповеди о здоровом образе жизни, позаимствованные из роли Дорна, которого, равно как Полины Андреевны и Шамраева, в спектакле просто нет. А в антракте между действиями Маша (Тиина Таураите) устраивает целое шоу с микрофоном, как бы принимая эстафету у Якова, заводит публику, и на спектакле, который я смотрел, это удалось ей до такой степени, что один студент-театровед - она пыталась с ним танцевать - поднял ее на руки и посадил на плечи, и когда она в пьяном восторге, отлично и без пошлости сыгранном, стала говорить, какой он "настоящий мужчина", гордый за "своих" Силюнас кричал из зала: "Театроведческий факультет!" Как клубное шоу поставлена и пьеса Треплева, сильно сокращенная, поначалу Аркадина и компания ("Яков, запускай динозавров" - без особого почтения приглашает гостей Константин) вообще просто сидят в ожидании спектакля, которого нет, и Треплев объясняет им - это и есть спектакль, "он уже начался", только когда Аркадина, ничего не увидев, начинает возмущаться, он соглашается представить нечто более обычное - и представляет "театр у микрофона", когда Нина что-то невнятное выкрикивает, может, про людей, львов, орлов и куропаток - но точно не знаю, субтитры скрылись в густом дыму. Медведенко из зала бросается помидорами, которыми запасся, предупрежденный, что "эта байда длится три с половиной часа".
Эта "байда" действительно длится три с половиной часа, и местами кажется весьма увлекательной. Местами, правда, примитивной - к примеру, когда Нина ощупывает Костю между ног, наталкивается на что-то твердое, спрашивает, что это, и вытаскивает из кармана штанов пачку сигарет. "Положи это в рот и попробуй укусить" - руководит ею Треплев. Местами - претенциозной: Маша исповедуется, обращаясь к публике, в микрофон, прикрыв лицо грязной тряпкой. Местами обманчиво глубокомысленной: Треплев свои "потери" отмечает заметками мелом на стене, а крестик на его шее в первом акте сменяется лезвием бритвы во втором. Много и ярких, смешных, эстрадного характера находок - проход Аркадиной с топором; Тригорин, появляющийся со световым мечом под музыку из "Звездных войн"; чаепитие Аркадиной и Петруши, сыгранное на русском языке и как бы поставленное Яковом, ну или артистом, играющим Якова - он это объявляет и посвящает сцену "маме и папе". Но прежде всего "Чайка" Смедса кажется непродуманной и нескладной.
Непонятна и необъяснима причина, по которой режиссер сократил количство персонажей. Допустим, Полина Андреевна выпала из пьесы, как будто ее вовсе не было, а реплики Дорна и Шамраева частично разошлись по оставшимся. Можно, конечно, счесть такое решение концептуальным. Но я припоминаю собственный, единственный в жизни, актерско-режиссерский опыт, где тот же самый ход, с той лишь незначительной разницей, что в одном (моем) лице были представлены Дорн, Сорин и Тригорин, был продиктован чисто практической необходимостью - малым количеством особей мужского пола на филфаке:
http://users.livejournal.>com_arlekin_/208561.html>?nc=6
И в связи с этим в концептуальность решения Смедса верится уже с трудом. Тем более, что про изначальный посыл, про рассуждения о Боге и "новом зрителе", по ходу забывается. С одной стороны - чисто капустнические приколы, сами по себе приемлемые и увлекательные. С другой - попытки всерьез, вдумчиво и с паузами играть некоторые диалоги (Нины и Тригорина в первом действии; Нины и Треплева - во втором, когда герои беседуют, взгромоздившись на стол и свесив ножки), и тогда даже актерский талант не спасает, эти эпизоды выглядят глупо или, в лучшем случае, занудно. Ближе к финалу звучащая на ломаном русском песня "Крутится-вертится шар голубой" переходит в музыку Пярта, которая уже воспроизводилась в начале спектакля, а Пярт - последнее прибежище режиссера в отсутствии внятного замысла. Потом, после того, как Константин Гаврилович застрелился - хотя он и не застрелился вовсе, а просто, когда все участники действа снова собрались вокруг стола, сказал "пиф-паф" (по версии автора русских субтитров Бориса Туха именно так переводится с эстонского произнесенное артистом "бум-бум") - из зала, где он провел практически все три с половиной часа, за исключением антракта, выходит Медведенко в пиджаке, застегнутом не на ту пуговицу, стирает меловые отметки Треплева на стене, садится за опустевший стол, закуривает и еще раз заводит речь о том, что пьесы надо писать о "простых людях", вроде него - видимо, тем самым демонстрируя, что "новые формы" уже имеются, а вот "новый зритель" пока еще не созрел, а совсем уж "под занавес" (само собой, никакого "занавеса" в прямом смысле нет и в помине, о занавесе, кстати, тоже шла речь в начале спектакля, мол, это обязательный атрибут "настоящего" театра), он заряжает пистолет, уходит в зал и, когда гаснет свет, раздается уже настоящий выстрел.
Наконец, собственно чайка - в спектакле Смедса она представлена кусками сырого мяса. Его швыряет Костя в лицо Нине, оставляя на нем кровавые следы. Сам он позже тоже измажется в мясной крови, как будто мало было того, что в самом начале представления он размалевал себе лицо гримом, нарисовав почти клоунскую улыбку, и густо присыпал его пудрой. А ведь именно от европейских режиссеров следовало бы ожидать по-настоящему нестандартной, вдумчивой работы с "Чайкой" Чехова. Такой, каким стал, скажем, спектакль Кристиана Люпы, поставленный в Александринском театре:
http://users.livejournal.>com_arlekin_/1119949.htm>l?nc=8
Не говоря уже про незабываемую "Чайку" Люка Бонди, которую привозил в 2001-м на Чеховский фестиваль австрийский Бургтеатр.
Нет, ничего страшного я лично не вижу в том, чтобы сделать из "Чайки" такую вот отбивную, какую предлагает попробовать Смедс - пускай непрожаренную, но не совсем безвкусную. Вот только глупо ждать от бифштекса воспарения в заоблачные выси, и бесполезно задаваться вопросом, почему отбивные не летают, и вообще больше годятся на обед щенку овчарки.
|
|
Категория: Новости |
Просмотров: 479 |
Добавил: muring
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|
